В ближайшие годы на железнодорожном транспорте произойдет коренное изменение технологий перевозок и изменится грузовая база. Это даст ОАО "РЖД" новые возможности для развития сети. О тенденциях в развитии отрасли "Гудку" рассказал генеральный директор АО "Институт развития экономики и транспорта" Федор Пехтерев.

Современные технологии позволяют везти больше и быстрее. – Федор Степанович, те люди, которые занимаются прогнозами, обязательно должны быть оптимистами? Складывается ощущение, что мы в своих расчетах постоянно надеемся на лучшее и экономический спад всегда происходит неожиданно...

– Оптимистом может быть писатель-фантаст. А прогнозист должен обладать суммой знаний, которые позволяют выстроить более-менее реальный прогноз. Только тогда мы достигаем тех показателей, которые задумывали.

– Но почему-то никто в своих программах не закладывает отрицательные показатели роста.

– Мировая и российская экономики развиваются волнообразно, и мы давно уже приняли решение, что у нас все прогнозы должны быть вариативны. У нас в "Генеральной схеме развития железных дорог до 2025 года" есть три варианта прогноза (пессимистичный, базовый и оптимистичный), и мы предложили бы больше вариантов, но ограничены в том материале, который приходит нам "сверху". Поэтому вынуждены ориентироваться на эти общероссийские показатели. Но даже в пессимистичном варианте мы не должны ориентироваться на отрицательный результат, поскольку тем самым его как бы программируем. Здесь можно говорить о том, чтобы удержать уже достигнутое – вот цель этого варианта прогноза. Оптимистичный вариант позволяет сделать рывок в развитии, а реалистичный наиболее близок к тому, что будет.

Тем не менее спад в тех же железнодорожных перевозках заложить можно. У нас более половины грузовой базы – это уголь, железная руда, и мы прекрасно понимаем, что в течение ближайших 10–15 лет произойдет резкое снижение потребления некоторых российских энергоносителей.

Мы активно строим нефте- и газопроводы в Китай, а это изменит энергетический баланс. И в нашей стране не предусмотрено увеличение доли угля в силу экологических причин. Поэтому те огромные транспортные потоки, которые движутся сейчас на запад и на восток, неизбежно будут сокращаться, поменяется их структура.

Но это дает РЖД шанс улучшить свою конкурентоспособность по сравнению с другими видами транспорта. Сегодня мы не можем на Дальний Восток везти много и быстро – нет таких пропускных возможностей, несмотря на то что мы развиваем и БАМ, и Транссиб. И все эти высвобождаемые мощности мы должны использовать для ускоренных перевозок более дорогих грузов.

Таким образом, получается, что, с одной стороны, происходит падение перевозок и сокращение наших доходов, с другой – у нас появляется возможность заработать на других видах перевозок.

Мы сейчас готовим материалы руководству компании, которые говорят о необходимости внести изменения в "Генеральную схему развития железных дорог до 2025 года". В частности, мы предлагаем до появления новой скоростной инфраструктуры повысить пропускные возможности наших традиционных направлений. Здесь и увеличение веса поезда с распределенной тягой, которая позволяет быстро соединять и разъединять составы, и определенная специализация линий на пассажирские и грузовые, что может дать экономию на эксплуатационных расходах до 15%.

У нас эксплуатация построена на 8-минутных интервалах между поездами, хотя на сети по различным причинам есть и 12-минутные, и даже 15-минутные интервалы. Если использовать более совершенные линии связи, то интервал можно довести до 3–5 минут, а это на двухпутных магистралях позволяет увеличить пропускную способность на 50%. То есть на той же инфраструктуре можно провезти в полтора раза больше грузов. Поэтому падение перевозок плюс эти резервы дают нам возможность увеличить скорость.

– То есть будущее компании – это сокращение низкодоходных перевозок, увеличение скорости высокодоходных, и при этом мы еще делаем ставку на азиатский транзит?

– Такой вариант рассматривается, и к этому нас подталкивает сама экономика, тенденции ее развития. Сегодня много говорят о высокоскоростных грузовых перевозках. Уже в этом году появляются вагоны, которые могут идти со скоростью 200–250 км/ч. А это означает, что из Китая в Европу мы может доехать за пять суток. Но мы рассчитываем не только на ВСМ, но и на обычные ускоренные грузовые поезда, которые должны идти от 1300 км/сут. Таким образом, от Пекина до Берлина можно будет добраться за 8–9 суток. Это совершенно другая фаза развития, мы становимся конкурентоспособными с авиацией. Вот к чему мы готовим железнодорожную отрасль.

– Но тот же китайский транзит вряд ли что-то даст российской экономике, ускоренный экспорт также ведет к ее однобокому развитию.

– А для нее необходимы скоростные маршруты внутри страны, чтобы, к примеру, перемещение грузов по европейской части, где у нас основная часть населения и промышленности, составляло 2–3 дня.

– Могут ли РЖД создать такую скоростную систему перевозок внутри страны?

– Вообще-то первая ВСМ планировалась между Москвой и Санкт-Петербургом, и никто не снимал с повестки дня необходимость ее строительства. Что произойдет, если она будет построена? Пассажирское движение уйдет на эту линию, а на те пути, по которым сейчас ходит "Сапсан", мы сможем запустить скоростные грузовые поезда, привязав к ним соответствующие терминалы. Даже если решат не строить ВСМ Москва – Санкт-Петербург, у нас есть так называемый "сонковской ход", который может обеспечить выход грузов из столичного региона на Октябрьскую железную дорогу, в том числе к портам северо-запада (за счет развития маршрута Дмитров – Калязин – Сонково – Кириши – Мга). Эта линия пока еще неразвита, но ее можно расширить и подготовить. Это позволит нам подойти к Мурманску и Выборгу с востока. Мы уже готовим инфраструктуру под пассажирские перевозки на скорости до 140 км/ч по южному направлению. Таким образом, даже без грандиозного строительства мы вполне можем создать скоростную инфраструктуру на действующей основе.

Наука у нас тоже не стоит на месте. Имеются разработки транспортировки контейнеров на магнитной подушке, так называемый маглев. Это даст возможность доставлять грузы в центр России с северо-запада за два часа. То, что у нас внутри страны вскоре произойдет коренная ломка традиционных технологий железнодорожного сообщения, – это безусловно. Современная жизнь – это скорость. Сегодня нам нужно в пределах четырех часов обеспечить межобластное сообщение. В советские времена такие скорости перемещения с учетом затрат времени на поездку в аэропорт обеспечивала региональная авиация. Теперь это должен делать железнодорожный транспорт.

– Для ряда стран ВСМ это уже не передовые технологии, но для нас они пока таковыми являются. После того как совместно с китайцами будет построена ВСМ Москва – Казань, мы сможем следующую линию построить уже самостоятельно?

– Мы обязаны это сделать. Я имел возможность на всех этапах наблюдать, как в Южной Корее готовились строить ВСМ, используя опыт Японии. Это было не быстро, потому что нужно создать предприятия, которые выпускали бы необходимую продукцию, обучить персонал, научиться использовать технологии при строительстве и эксплуатации. Но когда запустили первую линию до Пусана, у них уже все было. Мы сами будем проектировать, строить и эксплуатировать, в этом нет никакого сомнения. Не всегда стоит заново изобретать велосипед, если уже существуют хорошие решения и узлы, но локализовывать подвижной состав и основные механизмы мы будем.

– В мире железнодорожный транспорт активно развивается, в том числе с технической точки зрения и с точки зрения снижения затрат. У нас же создается такое впечатление, что железнодорожные проекты попросту нерентабельны, даже при наличии хорошей грузовой базы. Наш железнодорожный транспорт отстает от общемировой тенденции, которая направлена на повышение эффективности?

– Действительно, в мире много происходит в плане развития эффективности железнодорожного транспорта. РЖД при этом не стоят в стороне от процесса: по грузонапряженности и интенсификации труда мы на первом месте. Резервы у себя ищем с точки зрения вот этой особенности железных дорог. При строительстве мы проходим технологический и ценовой аудит. И стоимость объектов абсолютно не выбивается из ряда аналогичных, которые уже построены на Западе. Взять хотя бы Дабанский тоннель на БАМе. Я специально проводил сопоставления с тоннелями, которые были построены на Западе в последние годы. Тем не менее нам сделали замечания и по его удешевлению.

Стоимость одного километра железнодорожного пути растет, но нужно разобраться, что это за рост. С точки зрения технологии строительство давно отлажено, каждый год внедряются новые, более высокопроизводительные механизмы, которые удешевляют строительство и обслуживание. Труд людей у нас не самая дорогая составляющая процесса, хотя в мире он в целом дорого стоит.

Я помню, что нас сильно удивили расчеты австрийских инженеров, когда был разработан первый проект широкой российской колеи до Вены. Для нас стоимость километра пути и искусственных сооружений оказалась очень высокой. Мы потратили полгода, чтобы убедить зарубежных коллег, что многого там не нужно строить, и это позволило удешевить проект.

Но каждый год происходит совершенно непонятный для меня взлет цен на материалы. Скажите, что такого произошло в начале 2017 года по сравнению с прошлым годом, почему медь подорожала сразу на 30%? Рудники в Чили прекратили добычу? Что-то случилось с нашими месторождениями? Все наши потуги по сокращению расходов на строительство буквально тут же съедаются ростом стоимости материалов. Поэтому со стоимостью строительства, как я полагаю, нужно разбираться на более высоком уровне. Раньше бытовало мнение: рынок все отрегулирует. Сейчас это так переплетено с политикой и госрегулированием, что этот механизм работает плохо.

– И что в этой ситуации нужно делать?

– Мы делаем все, чтобы снизить стоимость работ, есть примеры самоокупаемых проектов. Это Усть-Луга, подходы к северо-западу, примерно половина проектов подходов окупается к южным портам. Мы доказали, что модернизация Восточного полигона, которая не приносит нам особых доходов, чрезвычайно выгодна государству. Это и налоги, и экспортные валютные поступления, и расширение присутствия России на рынках Азиатско-

Тихоокеанского региона. Поэтому, на мой взгляд, ценовая политика в стране должна быть подконтрольна правительству. Оно должно найти такие инструменты регулирования, которые не допускали бы резких ценовых скачков. Если бы ценовая политика была более предсказуема, то еще больше проектов имело бы высокую эффективность.

– На сети уже долгое время идет дискуссия о частной локомотивной тяге. Может ли такое изменение, будь оно введено, изменить стратегию развития железнодорожной сети в стране?

– На развитие сети частная тяга вряд ли заметно повлияет. Но по сравнению с частным подвижным составом здесь есть принципиальная разница. Когда говорим про появление приватных вагонов, никто не скажет, что это было ошибкой. Просто мы увидели все положительные и отрицательные моменты такого решения. Никто не будет спорить, что эти вагоны добавили нам головной боли. Но что такое вагон? Это, по сути, тара на колесах. За ее техническое состояние и безопасность должен отвечать владелец. Однако локомотив – это уже другое сложное техническое средство. Первое – нужно решить, как они будут обслуживаться. И второе – как оптимально использовать частную тягу. Если это будет частное поездное формирование, то через некоторое время мы столкнемся с той же проблемой, что и у вагонов, когда локомотивы есть, но они не едут. Не хотелось бы повторять таких ошибок. Так что вопрос нужно хорошо проработать.

Мы сейчас перешли на полигонные технологии. Полигон составляет до 1400 км, и один диспетчер управляет движением. Насколько все усложнится, если будут частные локомотивы и частные железные дороги. Это очень эффективно с экономической точки зрения. Говорят – посмотрите, в Австралии идут поезда с нагрузкой уже свыше 30 тонн на ось. Но эти составы с углем ползут к морю по ровной пустыне, это фактически конвейер. У нас такое невозможно. Поэтому я убежден, что частные технологии должны встраиваться в существующие, а не ломать их. Более того, хорошо бы заниматься координацией перевозок. Например, мы везем уголь на экспорт на Дальний Восток, и невозможно его выгрузить, скажем, в Ванино, хотя там есть свободные мощности для перевалки. Это груз того собственника, который имеет терминал в Посьете, и я должен еще на 500 км спускаться южнее. Хотя до Ванино перевозка была бы дешевле и для нас, и для владельца. Кто-то же должен координировать перевозки.

– Мы не пропустим какую-нибудь революцию на железнодорожном транспорте, появление нового вида перевозок?

– Мы не отвергаем никаких нововведений, у нас есть собственное видение будущего. Пока видим больше потенциала в развитии уже существующих технологий, но через наши стратегические документы, которые разрабатываем, пытаемся предугадать аспекты развития и других видов транспорта – автомобильного, морского и воздушного. Вот государство недоглядело за речными перевозками, и только теперь этот вид транспорта начинает возвращать прежние позиции. А ведь это один из самых дешевых видов перевозок. Появление же новых видов транспорта и перевозок будет зависеть от структуры рынка.

– А можно попытаться сравнить возможности и потенциал маглева и Hyperloop?

– Они в принципе близки по скоростям, но тут стоит вопрос их целесообразности с экономической точки зрения и проработанности технологии. Hyperloop все-таки находится в начальной стадии разработки. Параметры можно при этом написать какие угодно, но вот выйдет ли он на них – большой вопрос. А маглев уже реально существует и возит в Китае пассажиров в аэропорт. Он убыточен из-за огромного потребления энергии, но китайцы держат марку высокотехнологичной страны и проект не закрывают. Немцы от этой технологии отказались из-за нерентабельности. Это все напоминает ситуацию с советским реактивным пассажирским самолетом Ту-144 и британско-французским "Конкордом" в прошлом веке. И тот и другой лайнеры опередили свое время, и проекты были закрыты. Сейчас появились разговоры, что нужно возрождать "Конкорд", но уже на другой технической базе. Возможно, сегодня это будет уже успешный самолет. Так и для инновационных железнодорожных проектов должно прийти свое время.

Справка "Гудка"

Акционерное общество "Институт экономики и развития транспорта" (АО "ИЭРТ") – дочернее общество ОАО "РЖД", уполномоченное на проведение научных исследований и разработок в области экономики и стратегического развития железнодорожного транспорта.

В настоящее время АО "ИЭРТ" является основным специализированным научно-исследовательским институтом, осуществляющим комплексные исследования по вопросам стратегического развития сети железных дорог в РФ, многофакторную оценку соответствующих инвестиционных проектов, а также совершенствование нормативной базы по текущему содержанию и ремонту объектов инфраструктуры.

Институт проводит разработку предложений по оптимизации грузовых и пассажирских перевозок с целью повышения их экономичности, мониторинг и прогнозирование перспективных грузо- и пассажиропотоков, технико-экономическое обоснование инновационных и инвестиционных проектов для повышения эффективности инвестиционных вложений в железнодорожный транспорт, осуществляет разработку отраслевых сметно-нормативных документов и другую деятельность, направленную на развитие сети железных дорог.

Среди главных проектов АО "ИЭРТ" последних лет:

– Стратегия развития железнодорожного транспорта в Российской Федерации до 2030 года;

– Транспортная стратегия Российской Федерации на период до 2030 года;

– Генеральная схема развития сети железных дорог ОАО "РЖД";

– Генеральная схема развития Московского железнодорожного узла;

– Модернизация железнодорожной инфраструктуры Байкало-Амурской и Транссибирской железнодорожных магистралей с развитием пропускных и провозных способностей;

– Генеральная схема развития железнодорожной инфраструктуры Южного региона;

– Разработка проекта программы развития тяжеловесного движения на железнодорожном транспорте России;

– Разработка технико-экономического обоснования формирования нового Евро-Азиатского железнодорожного коридора со строительством железнодорожной линии колеи 1520 мм Кошице – Братислава – Вена;

– Концепция развития железнодорожной сети с шириной колеи 1520 мм;

– Программа поэтапного повышения скоростей и организации тактового скоростного движения поездов ("Дневной экспресс");

– Программа развития Улан-Баторской железной дороги.