Степан Сулакшин, генеральный директор центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирование

Наметились первые признаки отказа государства от жёсткой монетаристской политики, и декларируются намерения начать инвестирование в инфраструктуру.

- Степан Степанович, президент и правительство готовы смягчить бюджетное правило, по которому значительная часть нефтяных сверхдоходов еще несколько лет будет отправляться в накопительные фонды. Более того, выражается намерение направить на инфраструктуру в ближайшие годы определенные средства с помощью различных финансовых инструментов. Чем вызвано это решение?

- Жесткое бюджетное правило - это реализация монетаристской политики таргетирования инфляции, которая уже 20 лет применяется в нашей экономике. Несчетное количество раз было показано и доказано, что это правило, которое реализуется в виде стерилизации определенной части госдоходов, является ошибочным как с точки зрения управления инфляцией, так и ответственности государства за развитие страны. Уже невозможно не замечать, что эта политика превратилась в фактор торможения развития, и, вероятно, на высшем политическом уровне это начинают осознавать. Многолетние ожидания притока частных и иностранных инвестиций ни к чему не привели, потому что уже несколько лет даже при благоприятной экономической конъюнктуре фиксируется отток капитала.

По официальным оценкам, он достигает $80 млрд в год, а по неофициальным - еще выше. Поэтому нехватка инвестиционных ресурсов, доля которых опустилась до беспрецедентно низкого уровня в 19% от ВВП (к примеру, в Китае - 49%), вынуждает правительство начать отход от прежней политики.

Что мы имеем фактически? Профицит бюджета урезается, и эти средства планируются на инвестиции в инфраструктуру. Речь идет о 100 млрд руб., притом что объем недоинвестирования в этом секторе достигает $100 млрд. Поэтому решения еще не масштабные, но даже они внушают определенный оптимизм.

- ОАО "РЖД" предлагает инвестировать в высокоскоростные и скоростные пассажирские перевозки. Что это даст стране? Почему это более приоритетно, чем инвестиции в те же электрические сети или в ЖКХ?

- Критерии большей или меньшей привлекательности и приоритетности очень многочисленные. Тут и сроки окупаемости, и социальные эффекты, и вопросы безопасности и регионального развития, и геополитические интересы, и многое другое. Единый критерий неизбежно носит политический характер и агрегирует в себе ценности и установки политического руководства.

Основной довод в пользу строительства ВСМ и скоростных линий не столько социальный - возвращение к нормативам мобильности населения, - сколько экономический. Эффективность такого вида сообщений выше, чем традиционного. Кроме того, здесь вопрос стратегического развития страны. Проекты такого масштаба аналогичны тем, которые реализовывались раньше, - освоение энергии мирного атома и космическая программа. Это вызовет невероятную стимуляцию в системе интеллектуальных и образовательных потенциалов, рост новых технологий и дает мультипликативный эффект для всей экономики именно за счет высокотехнологичных производств.

Возникает и сильный психологический эффект, появится определенный оптимизм. Молодежь получит импульс идти в высокотехнологичные сферы деятельности, ведь за прошедшие 20 лет у нас в значительной мере утрачен технологический потенциал, идти особо некуда. Как показывает опыт того же Китая, речь можно вести уже и о скоростной перевозке грузов. У нас ведь вопрос стоит так: или постепенное сырьевое угасание и переход в категорию второразрядных государств, или возвращение на высокий технологический уровень, вхождение в круг мировых лидеров.

- Можно ли решить проблему недоинве-стирования в инфраструктуру, в том числе и железнодорожную, за счет пенсионных средств? Ведь эти проекты в большинстве своем уходят далеко за горизонт привычных для бизнеса сроков окупаемости...

- Дело в том, что в балансе обеспечения пенсионных потребностей населения страны сегодня и в ближайшем будущем зияет большая дыра, и она компенсируется за счет средств госбюджета. Поэтому копирование западных подходов с применением огромных резервов Пенсионного фонда у нас неуместно. "Дырой" финансировать финансовые проекты да еще рассчитывать на доходность не получится. Речь все равно будет идти о том, что через некоторые преобразующие этапы в эти инвестпроекты пойдут бюджетные средства. Но, принимая во внимание сегодняшнее нежелание государства финансировать инфраструктурные стройки из бюджета, хотя там и имеются средства, все это остается под вопросом.

Второй момент связан с тем, насколько вообще ответственно размещать пенсионные средства в инвестпроектах. Они всегда рискованны и низкодоходны. Там обычно используется частно-государственное партнерство, чтобы привлечь частный капитал.

Поэтому я не думаю, что будет происходить масштабное инвестирование пенсионных средств в инфраструктуру. Это вопрос политической и социальной стабильности.

Парадоксально, что намерение инвестировать в дорожное хозяйство сопровождается нежеланием инвестировать в железные дороги. А ведь все оценки и по коррупционной опасности, и по макроэкономическим эффектам, и по экологии показывают, что именно железная дорога должна являться приоритетом.

- Правительство не решается начать масштабные инвестиции в инфраструктуру, потому что ожидает экономического кризиса и падения нефтяных цен, что может привести к большому бюджетному дефициту. Насколько оправдан такой сценарий?

- К сожалению, высока вероятность, что такого сценария нам избежать не удастся. Зависимость от цен на нефть нарастает с каждым годом, и никаких реальных мер, которые бы способствовали переливу капитала из сырьевых отраслей в высокотехнологичные, не принимается. В то же время управление нефтяными ценами, объемы закупок российских энергоносителей находятся в арсенале определенных международных политических сил.

Масштабные экономические кризисы организуются и управляются не только в интересах поддержания доходности долларовой пирамиды, но и для решения других геополитических проблем. Наша страна - единственная, которая имеет паритет по ядерным вооружениям с США, и это неизбежно делает нас геополитическими соперниками. Со времен СССР вероятность реализации нового разрушительного нефтяного сценария увеличилась в разы. Если в Советском Союзе доходы бюджета от нефти составляли всего 10%, то теперь - свыше 50%. А сбросить цены на нефть сегодня гораздо более реально, чем 30 лет назад, потому что они уже давно оторвались от спроса-предложения и являются результатом спекулятивной игры. Имея возможность вбрасывать любой капитал на биржу - либо из запасов, либо просто напечатанные доллары, - а затем,, просто отозвав его, можно уменьшить цену на нефть в несколько раз.

Как избежать такого сценария? Нужно возвращать до должного уровня суверенные позиции государства в финансах и экономике.

Нужно довести коэффициент монетизации экономики с нынешних 35-40% до 140-150%. Расчеты показывают, что это не вызовет всплеска инфляции. Демонетизация нашего хозяйства, которая по монетаристской модели происходила еще со времен правительства Гайдара, оценивается в $4 трлн, а это огромный резерв правительства. Не нужно никаких займов, необходимо просто вернуть финансовые ресурсы в оборот.

Второй момент - нужно перестроить структуру российской экономики, создавая преференции для высокотехнологичных видов бизнеса. У нас сейчас рентабельность таких отраслей исчисляется единицами процентов, а старых ресурсных отраслей - десятками.

Их нужно привести хотя бы до приличного уровня, соответствующего западным практикам. Потому что эти доходы сырьевых отраслей не идут в нашу экономику, а в значительной степени уходят за границу. Разумеется, такая перестройка потребует масштабных политических решений. Но появляется все больше свидетельств того, что руководство страны осознает необходимость перемен.